Бавария… сколько же хлопот в этом слове для Отори Младшего слилось, и сколько важных дел перенеслось! И все  жертвы, отпущенные  и не разделанные согласно положенному расписанию,  были  возложены  утомленным меднолобым «Солнцебогом» жрецом на  алтарь «незабываемых каникул» где-то посреди немецких Альп.

...

То злополучное утро начиналось точь-в-точь, как было им же, со свойственной его национальному педантизму  тщательностью, начертано в  приобретенном накануне органайзере, внезапно полезном подарке Фуюми.  Самой новомодной модели, которую только можно было сыскать на рынке электронных товаров.

Ashita no koto o ieba oni ga warau. Так гласит древняя, как горя Фудзи, народная мудрость. Первым предупредительным криком «буревестника» стал неожиданный треск, а затем сдавленный предсмертный хрип несчастного устройства, погребенного заживо под неуклюжим обвалом. Проклятая скала, под названием «Суо»,  умудрилась с размаху  обрушиться на невинный прибор, когда тот неосмотрительно был на минуту покинут своим  хозяином. Под ликующее улюлюканье близнецов (провокаторов, как минимум, трех четвертей ЧП  в Академии)  невезучий убивец аппаратуры тут же вскочил (от толчка трупик зашелся в агонизирующем писком) и с виноватой физиономией пролепетал: « Это к счастью, mon ami!»   Тогда, Кея стоически отвернулся и набрал в грудь, казалось, целый кубометр воздуха, чтоб выпустить его спустя миг в виде клубов пара.  Это был дым, пока что без огня. Однако искра проскочила будто бы отсветом ламп по непроницаемой поверхности  окуляров.

Но проделка чертенят – ничто по сравнению с дальнейшим издевательским вмешательством темных сил. Ma ga warui toki wa ma* ga warui no da. Второй удар последовал спустя каких-то полчаса. Его очки, та самая пара, которую он признал фаворитом, познали хрупкость недолговечного бытия. В этот раз его толкнули под руку, когда он протирал  платочком слегка запотевшие стекла. Тамаки округлил, было, губы, чтоб изречь ненавистное утешение, но Кея, в чьих не заслоненных привычной ширмой  глазах пылали адские языки Святой инквизиции, только и смог, что вымолвить сакраментальное: Не смей повторять! Он поблагодарил всех ками, что не держал в тот момент на весу своего драгоценного серебристого компаньона, и  собственноручно похоронил разбитое тельце в урне, напоследок, посвятив короткий некролог по случаю безвременной кончины. Вы служили мне верою и правдой два года…

Hi о sakete mizu ni ochiru. Весь остаток дня канул в Лету без дальнейших кульбитов мироздания. И это плавное завершение суетного отрезка существования не могло не насторожить. Теплым, как шерстяная шаль, октябрьским вечером Кея Отори оправлялся после перенесенных невзгод, лениво черкая взглядом по линеечкам очередной экономической сводки. На носу умиротворенно  покоились запасные очки, а в руках приютилась чашка с улуном, успевшим поостыть за полчаса.  Из кустистой чащи статистики его вырвал зов сестры, а затем раздался скромный хлоп по соседству, под навязчивый аккомпанемент:

- Кея-кун… Кея-кун… Малыш Кея, тебе… почт… послание. Девушка, которая занесла его, так трогательно просила непременно  передать письмо из рук в руки. А потом вдруг… испарилась, только я отвела взгляд. Представляешь? Нет, ты себе можешь вообразить: я даже не имела возможности поблагодарить это юное создание, - сокрушалось с неразделенным огорчением мелодично-назойливое сопрано. 

Сестра… снова меня отвлекает. Что на этот раз? Письмо от благородных, но анонимных защитников какого-нибудь заповедника на южной окраине Нигерии… 

- Опять ты меня принижаешь? Мне уже 17 лет… и я превосходно справляюсь с матрицами любой размерности и дифференциальными уравнениями, - недовольно проворчал брат и потянулся за нежданной корреспонденцией.  И очень удивился, когда схватил вместо конверта свиток, перетянутый черной ленточкой. Когда же Отори его развернул, то на пергаменту с обуглившимися краями ничего не было. Пустота. Но стоило ему испустить струйку досадного вздоха, как на чайной поверхности вдруг стали проявляться кандзи.

Вот так… чертовщина! Какая витиеватая каллиграфия: тэн-сё. След кисти прерывист. Невидимые чернила…  и именная печать с силуэтом танцующей кошки. Силуэтом кошки?  Это же гербовое животное  рода Некозава… хм, похоже на приглашение: «Мы с Кирими будем страш… очень рады, если достойнейший третий сын Отори согласится почтить через 5 лун нашу скромную баварскую резиденцию, замок Грюннвальд, своим присутствием. Куретаке-чан явится за Вашим ответом на заре. Да  опустится на Ваш дом великий сумрак. Искренни Ваши, Умехито и Кирими Некозава. P.S. До нас дошли печальные слухи о Ваших материальных утратах: мы надеемся, что эликсир прочности избавит Вас от будущих неприятностей подобного рода»

Несмотря на радужный (абсурд, ибо речь об яростном поклоннике кромешной Тьмы, Мглы и прочих антонимов фотону) смысл, вкладываемый составителем письма в  пожелание «великого сумрака»…   Отори мог видеть только в перспективе лишь черную, как недра бездны, дыру… воронку, куда катилось завтра, послезавтра… после-послезавтра… 

Этим же вечером был созван совет по телефону, на котором в одностороннем порядке Президент приговорил их судьбу.

…

Вот почему Отори Кея сейчас сидел внутри натужно жужжащего, как разгневанный шмель,  вертолета. Он… и еще 5 членов Клуба Свиданий. Всего шесть (сама по себе подозрительная цифра) счастливцев. 

Бока летательного аппарата, словно натертый панцирь жука, искрились  в  лучах заходящего Светила, тлеющего алыми пятнами на сиреневых склонах. А под ними проносились заснеженные  марципаном облаков верхушки сосен и заледеневшие зеркала озер, застрявшие в продолговатых  впадинах-ямках. Внизу извилистым аспидом тянулась  цепь гор, а за ней еще мириады таких же громад, напоминающих претенциозных юристов, которым прилично за сорок, с плешивой макушкой и раздавшимся лесистым подножием.

Отредактировано Kyoya Otori (2009-07-17 00:36:27)

- Тамаки не бредит (в этот раз). Если ты, все же, решишься выглянуть в иллюминатор, то доподлинно в этом убедишься, -  прервал ее сомнения ровный, как японская рельса, голос Отори, немного отчужденный в своей снисходительной насмешке. Харухи ничем не заслужила такого обращения, в отличие от ее неугомонного (виновного в этой эскападе) соседа, но Кея не скупился на колкости именно сейчас, особенно, для ближних своих.  Даже природному величию горного пейзажа было не затмить докучливую какофонию вкупе с дискомфортом, доставляемым новой парой очков. И все это он вынужден терпеть... без какой-либо определенной выгоды.

Отори повел плечами, затем приподнял  за душку окуляры и кончиками пальцев потер ноющую переносицу. На самом деле, главнейшей причиной его отвратительного настроение стал тот факт, что его ноутбук был оставлен дома. В личном сейфе. Кея не желал подвергать своего электронного секретаря никаким рискам. В свете последних событий, по его мнению, эта мера себя оправдывала. Писать же от руки в условиях дрожащего и тесного окружения показалось ему заранее неблагодарным делом. Абстрагироваться от действительности в храме дум не позволял все тот же, так называемый, cher ami. Для этого ему даже не нужен был громкоговоритель. Он сам был как этот самый усилитель звука,  будто в его глотку был встроен микрофон еще при рождении. К сожалению, в слуховой аппарат Отори никто не вживлял резонатор, произвольно подавляющий акустические тона от 64 до 1300 герц.

- Мы должны прибыть через полчаса, согласно запланированному графику, - оповестил он вслух своих компаньонов, взглядом фиксируя стрелку на часах, которые были наименее дорогостоящими в его коллекции. Опять же, Кея Отори не зря слыл экономным и осторожным человеком.

Кажется, я везу с собой в Альпы собственного козла отпущения... - эта забавная мысль поддела его губы в еле приметной ухмылке.